Роджер Желязны "Остров Мёртвых" (лучший перевод в сети)
Добавлено: 05 дек 2015, 15:48
Редакционная коллегия:
Трапезников В.Е.
Моргун Л.И.
Назаров С.П.
Молок А.Л.
ISBN 5-290-00012-7
© «Транс Ф», 1991.
Глава 1
Жизнь (прошу простить за маленькое философское отступление, прежде чем станет ясно, что за историю я собираюсь рассказать) иногда напоминает мне берег Токийского залива.
Конечно, не одно столетие прошло с тех пор, как я в последний раз видел его, поэтому сейчас, быть может, я не совсем в курсе, но, как мне рассказывали, изменилось там не так уж много, если не говорить о презервативах.
Я помню огромное пространство грязной воды — у горизонта она была более чистой, наверное, и более яркой — помню, как она воняла и хлюпала, как была холодна, и, как словно время, приносила и уносила разные предметы. Каждый день волны Токийского залива что-то выбрасывали, на берег. Что ни назови — вода все рано или поздно выбросит на песок: мертвеца, раковину — белую как алебастр, или розовую, будто тыковка, с завитым влево спиральным рогом, невинным, как у единорога, бутылку с запиской или без; если с запиской, то ее или можно прочесть или нельзя, человеческий зародыш, кусок отполированного водой дерева с дыркой от гвоздя — возможно, остаток Того Самого Креста, кто знает? — и белую гальку, и темную гальку, и рыбешку, и пустые лодки, и куски каната, и кораллы, и водоросли — словом "не счесть жемчужин...” и так далее. Вынесенное морем вы оставляете лежать, где лежит, и вскоре вода забирает его обратно. Так все и происходит. Ах, да, в те времена в заливе было полно использованных презервативов, желеобразных, почти прозрачных свидетельств неумирающего инстинкта к продолжению рода, "но не сейчас, а в следующий раз". Иногда их украшал залихватский рисунок или надпись, а иногда на одном конце имелось перышко. Говорят, теперь они уже исчезли, подобно клепсидрам и одежным крючкам, их уничтожили противозачаточные пилюли. Молочные железы так же неизменно увеличиваются в объеме, так кто там недоволен? Иногда я бродил вдоль берега ранним солнечным утром, зябкий бриз помогал мне преодолеть последствия отдыха и восстанавливающего лечения после впечатлений небольшой и строго локальной войны в Азии, где я потерял младшего брата; так вот, порой я слышал крики птиц, хотя никаких птиц видно не было. Это придавало сцене привкус таинственности и сравнение становилось неизбежным: жизнь — это что-то очень напоминающее мне берег Токийского залива. Все в движении. Странные и невероятные предметы выбрасывает на берег волна. И один из таких предметов — это вы, а другой — это я. Некоторое время мы остаемся на берегу, возможно — бок о бок, а потом хлюпающая, воняющая, вызывающая знобкую дрожь волна холодными пальцами прогребает песок и какие-то предметы вновь исчезают. Таинственные крики птиц — это как символ неведомого человеческого будущего, открытый конец жизни. Голоса богов? Возможно. И наконец, последний штрих к сравнению, прежде, чем мы покинем эту часть: во-первых, некоторые исчезнувшие предметы, как мне кажется, могут по воле случая и капризного течения снова вернуться на покинутые берега. Мне такого наблюдать не приходилось, но, видимо, я был недостаточно терпелив. И кроме того, кто-то мог бы прийти на берег, подобрать какой-нибудь предмет и унести с собой...
Когда я понял, что первое из названных выше явлений все-таки возможно, меня стошнило. Я уже три дня как пил и наслаждался ароматами одного экзотического растения. Потом выставил своих гостей. Шок — отличное отрезвляющее средство, хотя я знал, что явление второго рода — когда предмет подбирают и уносят с берега — иногда случается, как это уже произошло со мной. Но я и представить не мог, что когда-нибудь столкнусь наяву с происшествием рода первого. Поэтому я проглотил таблетку, в три часа гарантировавшую сделать меня трезвее стеклышка, добавил для верности сауну и вытянулся на кровати, пока все мои слуги, механические и иные занимались уборкой дома. Затем меня начала бить дрожь. Я боялся.
Вообще-то я трус.
Да, существует множество вещей, которые меня пугают, и все они из разряда явлений, над которыми у меня нет никакого контроля — или если есть, то очень маленький. Как, например, над Великим Древом.
Приподнявшись на локте, я взял с ночного столика пакет и в который раз принялся рассматривать содержимое. Ошибки быть не могло, особенно, если такая вот штука адресована лично мне. Получив это заказное письмо, я сунул его в карман куртки и распечатал на досуге. Поняв, что это уже шестое послание, мне стало плохо, и я решил, что с этим пора кончать.
В пакете лежала любопытная объемная фотография Кати в белом платье. Как указывала отметка, снимок был сделан в прошлом месяце.
Кати была моей первой женой, единственной, наверное, женщиной, которую я когда-либо любил, и она умерла пятьсот лет тому назад. Подробнее я расскажу об этом позже.
Я внимательно рассмотрел снимок. Это была уже шестая фотография подобного рода за последние месяцы. Снимки разных людей, и все они были мертвы уже многие столетия.
За спиной Кати были только скалы и голубое небо.
Такой снимок можно было сделать где угодно, были бы скалы да голубое небо. Впрочем, он мог быть и подделкой, есть люди, которые способны подделать все, что угодно.
Но кто мог послать его мне и зачем? Кто столько знал, чтобы это сделать? В пакете не было никакого письма, только снимок — так же, как и в предыдущих: снимки моих друзей, моих врагов.
Вот почему я опять вспомнил о Токийском заливе. И еще об Апокалипсисе...
И я накрылся одеялом с головой и лежал в искусственных сумерках среди полудня. Ведь мне было так хорошо все эти годы. И вот давно затянувшаяся рана вновь прорвалась и начала кровоточить.
Если существовал хотя бы один шанс из миллиона, что в руках у меня не подделка...
Я отложил пакет в сторону. Потом забылся, и проснувшись, не мог вспомнить, что за кошмар бросил меня в пот. И к лучшему, что не вспомнил, я так думаю.
А затем — принял душ, надел все чистое, наспех поел и, захватив полный кофейник, отправился в кабинет. Его я привык называть конторой — с тех времен, когда я в нем еще работал. Но где-то лет тридцать пять тому назад привычка исчезла. Я переворошил всю рассортированную корреспонденцию за последние месяцы и среди просьб помочь деньгами от неких странных благотворительных учреждений и не менее странных личностей, намекавших на использование бомб, если я не внемлю их мольбам, четырех приглашений прочесть лекцию, одного письма с предложением работы, которая несколько лет тому назад могла бы быть интересной, кипы журналов и газет, письма от внезапно появившегося наследника, какого-то горячо нелюбимого мною родственника со стороны жены — третьей — с предложением встретиться с ним у меня дома, трех настойчивых просьб любителей искусства, ищущих покровителя, тридцати одной повестки, извещающих о том, что против меня возбуждено уголовное дело, и писем моих адвокатов, сообщающих, что тридцать одно начатое против меня дело было прекращено, — словом, среди этого я, наконец, отыскал письма, которые искал.
Первым было письмо от Марлинга с Магопеи.
В общих чертах там говорилось следующее:
"Сын Земли, приветствую тебя всеми двадцатью семью именами, что еще существуют, в надежде, что не одну пригоршню жемчужин ты успел погрузить во мрак и придать им сияние всех цветов жизни.
Боюсь, что время жизни совсем древнего и темно-зеленого тела, которое я имею честь носить, близится к концу и истечет полностью в начале следующего года. Уже давно сии пожелтелые и близорукие глаза не видели моего чужеземного сына. Пусть до начала пятого периода он посетит меня, потому что все мои тревоги явятся ко мне тогда, и его рука на моем плече облегчит ношу".
Следующее сообщение было от "Компании по глубокому бурению скважин" — вывески, под которой, как всем известно, скрывается авангардное отделение Центрального Бюро Безопасности Земли. Компания интересовалась, не захочу ли я приобрести уже бывшее в употреблении, но все еще очень хорошее горное оборудование, находящееся в местах столь отдаленных, что транспортировка его для нынешних владельцев не представляется выгодной.
На самом же деле кодом, которому я был обучен во времена, когда выполнял одну работу по контракту с федеральным правительством Земли, в этом послании сообщалось вот что:
"В чем дело? По-прежнему ли вы верны родной планете? Вот уже двадцать лет мы просим вас вернуться на Землю для консультации по делу жизненной для нее важности. Вы последовательно игнорируете просьбы. Настоящим удостоверяется необходимость вашего немедленного прибытия по делу чрезвычайной важности. Верим в вашу лояльность и т.д.".
Третье письмо было написано по-английски:
"Я не хочу беспокоить тебя и напоминать о каких-то давно ушедших в прошлое узах, нас соединявших, но ты единственный человек, который может мне помочь. У меня очень большие неприятности. Если будет возможность, загляни в ближайшем будущем на Альдебаран. Адрес тот же, хотя декорации несколько изменились.
Искренне твоя, Рут."
Трапезников В.Е.
Моргун Л.И.
Назаров С.П.
Молок А.Л.
ISBN 5-290-00012-7
© «Транс Ф», 1991.
Глава 1
Жизнь (прошу простить за маленькое философское отступление, прежде чем станет ясно, что за историю я собираюсь рассказать) иногда напоминает мне берег Токийского залива.
Конечно, не одно столетие прошло с тех пор, как я в последний раз видел его, поэтому сейчас, быть может, я не совсем в курсе, но, как мне рассказывали, изменилось там не так уж много, если не говорить о презервативах.
Я помню огромное пространство грязной воды — у горизонта она была более чистой, наверное, и более яркой — помню, как она воняла и хлюпала, как была холодна, и, как словно время, приносила и уносила разные предметы. Каждый день волны Токийского залива что-то выбрасывали, на берег. Что ни назови — вода все рано или поздно выбросит на песок: мертвеца, раковину — белую как алебастр, или розовую, будто тыковка, с завитым влево спиральным рогом, невинным, как у единорога, бутылку с запиской или без; если с запиской, то ее или можно прочесть или нельзя, человеческий зародыш, кусок отполированного водой дерева с дыркой от гвоздя — возможно, остаток Того Самого Креста, кто знает? — и белую гальку, и темную гальку, и рыбешку, и пустые лодки, и куски каната, и кораллы, и водоросли — словом "не счесть жемчужин...” и так далее. Вынесенное морем вы оставляете лежать, где лежит, и вскоре вода забирает его обратно. Так все и происходит. Ах, да, в те времена в заливе было полно использованных презервативов, желеобразных, почти прозрачных свидетельств неумирающего инстинкта к продолжению рода, "но не сейчас, а в следующий раз". Иногда их украшал залихватский рисунок или надпись, а иногда на одном конце имелось перышко. Говорят, теперь они уже исчезли, подобно клепсидрам и одежным крючкам, их уничтожили противозачаточные пилюли. Молочные железы так же неизменно увеличиваются в объеме, так кто там недоволен? Иногда я бродил вдоль берега ранним солнечным утром, зябкий бриз помогал мне преодолеть последствия отдыха и восстанавливающего лечения после впечатлений небольшой и строго локальной войны в Азии, где я потерял младшего брата; так вот, порой я слышал крики птиц, хотя никаких птиц видно не было. Это придавало сцене привкус таинственности и сравнение становилось неизбежным: жизнь — это что-то очень напоминающее мне берег Токийского залива. Все в движении. Странные и невероятные предметы выбрасывает на берег волна. И один из таких предметов — это вы, а другой — это я. Некоторое время мы остаемся на берегу, возможно — бок о бок, а потом хлюпающая, воняющая, вызывающая знобкую дрожь волна холодными пальцами прогребает песок и какие-то предметы вновь исчезают. Таинственные крики птиц — это как символ неведомого человеческого будущего, открытый конец жизни. Голоса богов? Возможно. И наконец, последний штрих к сравнению, прежде, чем мы покинем эту часть: во-первых, некоторые исчезнувшие предметы, как мне кажется, могут по воле случая и капризного течения снова вернуться на покинутые берега. Мне такого наблюдать не приходилось, но, видимо, я был недостаточно терпелив. И кроме того, кто-то мог бы прийти на берег, подобрать какой-нибудь предмет и унести с собой...
Когда я понял, что первое из названных выше явлений все-таки возможно, меня стошнило. Я уже три дня как пил и наслаждался ароматами одного экзотического растения. Потом выставил своих гостей. Шок — отличное отрезвляющее средство, хотя я знал, что явление второго рода — когда предмет подбирают и уносят с берега — иногда случается, как это уже произошло со мной. Но я и представить не мог, что когда-нибудь столкнусь наяву с происшествием рода первого. Поэтому я проглотил таблетку, в три часа гарантировавшую сделать меня трезвее стеклышка, добавил для верности сауну и вытянулся на кровати, пока все мои слуги, механические и иные занимались уборкой дома. Затем меня начала бить дрожь. Я боялся.
Вообще-то я трус.
Да, существует множество вещей, которые меня пугают, и все они из разряда явлений, над которыми у меня нет никакого контроля — или если есть, то очень маленький. Как, например, над Великим Древом.
Приподнявшись на локте, я взял с ночного столика пакет и в который раз принялся рассматривать содержимое. Ошибки быть не могло, особенно, если такая вот штука адресована лично мне. Получив это заказное письмо, я сунул его в карман куртки и распечатал на досуге. Поняв, что это уже шестое послание, мне стало плохо, и я решил, что с этим пора кончать.
В пакете лежала любопытная объемная фотография Кати в белом платье. Как указывала отметка, снимок был сделан в прошлом месяце.
Кати была моей первой женой, единственной, наверное, женщиной, которую я когда-либо любил, и она умерла пятьсот лет тому назад. Подробнее я расскажу об этом позже.
Я внимательно рассмотрел снимок. Это была уже шестая фотография подобного рода за последние месяцы. Снимки разных людей, и все они были мертвы уже многие столетия.
За спиной Кати были только скалы и голубое небо.
Такой снимок можно было сделать где угодно, были бы скалы да голубое небо. Впрочем, он мог быть и подделкой, есть люди, которые способны подделать все, что угодно.
Но кто мог послать его мне и зачем? Кто столько знал, чтобы это сделать? В пакете не было никакого письма, только снимок — так же, как и в предыдущих: снимки моих друзей, моих врагов.
Вот почему я опять вспомнил о Токийском заливе. И еще об Апокалипсисе...
И я накрылся одеялом с головой и лежал в искусственных сумерках среди полудня. Ведь мне было так хорошо все эти годы. И вот давно затянувшаяся рана вновь прорвалась и начала кровоточить.
Если существовал хотя бы один шанс из миллиона, что в руках у меня не подделка...
Я отложил пакет в сторону. Потом забылся, и проснувшись, не мог вспомнить, что за кошмар бросил меня в пот. И к лучшему, что не вспомнил, я так думаю.
А затем — принял душ, надел все чистое, наспех поел и, захватив полный кофейник, отправился в кабинет. Его я привык называть конторой — с тех времен, когда я в нем еще работал. Но где-то лет тридцать пять тому назад привычка исчезла. Я переворошил всю рассортированную корреспонденцию за последние месяцы и среди просьб помочь деньгами от неких странных благотворительных учреждений и не менее странных личностей, намекавших на использование бомб, если я не внемлю их мольбам, четырех приглашений прочесть лекцию, одного письма с предложением работы, которая несколько лет тому назад могла бы быть интересной, кипы журналов и газет, письма от внезапно появившегося наследника, какого-то горячо нелюбимого мною родственника со стороны жены — третьей — с предложением встретиться с ним у меня дома, трех настойчивых просьб любителей искусства, ищущих покровителя, тридцати одной повестки, извещающих о том, что против меня возбуждено уголовное дело, и писем моих адвокатов, сообщающих, что тридцать одно начатое против меня дело было прекращено, — словом, среди этого я, наконец, отыскал письма, которые искал.
Первым было письмо от Марлинга с Магопеи.
В общих чертах там говорилось следующее:
"Сын Земли, приветствую тебя всеми двадцатью семью именами, что еще существуют, в надежде, что не одну пригоршню жемчужин ты успел погрузить во мрак и придать им сияние всех цветов жизни.
Боюсь, что время жизни совсем древнего и темно-зеленого тела, которое я имею честь носить, близится к концу и истечет полностью в начале следующего года. Уже давно сии пожелтелые и близорукие глаза не видели моего чужеземного сына. Пусть до начала пятого периода он посетит меня, потому что все мои тревоги явятся ко мне тогда, и его рука на моем плече облегчит ношу".
Следующее сообщение было от "Компании по глубокому бурению скважин" — вывески, под которой, как всем известно, скрывается авангардное отделение Центрального Бюро Безопасности Земли. Компания интересовалась, не захочу ли я приобрести уже бывшее в употреблении, но все еще очень хорошее горное оборудование, находящееся в местах столь отдаленных, что транспортировка его для нынешних владельцев не представляется выгодной.
На самом же деле кодом, которому я был обучен во времена, когда выполнял одну работу по контракту с федеральным правительством Земли, в этом послании сообщалось вот что:
"В чем дело? По-прежнему ли вы верны родной планете? Вот уже двадцать лет мы просим вас вернуться на Землю для консультации по делу жизненной для нее важности. Вы последовательно игнорируете просьбы. Настоящим удостоверяется необходимость вашего немедленного прибытия по делу чрезвычайной важности. Верим в вашу лояльность и т.д.".
Третье письмо было написано по-английски:
"Я не хочу беспокоить тебя и напоминать о каких-то давно ушедших в прошлое узах, нас соединявших, но ты единственный человек, который может мне помочь. У меня очень большие неприятности. Если будет возможность, загляни в ближайшем будущем на Альдебаран. Адрес тот же, хотя декорации несколько изменились.
Искренне твоя, Рут."