Роджер Желязны "Остров Мёртвых" (лучший перевод в сети)

[Андрей]

И в наших отношениях с Кати было что-то подобное. Что-то грозное, подвижное, загадочное, полное сил рождения и способное ранить или убить. Она два года работала моим секретарём, до того, как мы познакомились и поженились. Невысокая темноволосая девушка, которая носила яркие платья и любила кормить крошками птиц. У неё были маленькие красивые руки. Я нанял её через агентство на Маале. Во времена моей молодости люди были довольны, если брали на работу сообразительную девушку, умевшую печатать, стенографировать и вести переписку. Но в наши более сложные и напряжённые дни я взял её на работу по совету моего агентства, поскольку она имела степень доктора по теории и практике секретарской деятельности Маальского института. Боже! Первый год всё шло вверх тормашками. Она перепутала весь мой личный архив, и переписка шла с опозданием на полгода. Потом я — за солидную цену — заказал машинку образца ХХ-го века, научил её стенографии, и она превратилась в прекрасную прилежную выпускницу колледжа со специализацией по ведению дел. Дела вернулись в свое нормальное русло, и я думаю, что мы были единственными людьми, которые могли разобрать каракули Грегга, что имело свою ценность в целях секретности и рождало что-то общее между нами. Но она была ярким маленьким языком пламени, а я — мокрым одеялом, и в течение первого года частенько доводил её до слёз. Потом я уже не мог без неё работать и понял, что дело не только в том, что она хорошая секретарша.

[Андрей]

Бифрост оказался мрачным и неприветливым миром, он меня напугал. Я стал подумывать о том, что мне не суждено стать колонистом, и отправился в новый перелет — но было уже поздно. Неожиданно люди оказались расселенными повсюду, были установлены контакты с разумными существами, межзвездные путешествия вместо столетий занимали недели и месяцы.

Смешно? Я тоже так считаю. Я подумал, что все это одна большая шутка. Потом мне указали, что я оказался — по всей видимости — старейшим из всех живущих людей, и без сомнения — единственным представителем ХХ-го века. Люди рассказывали мне о Земле, показывали фотографии. Но больше я не смеялся, потому что она стала совсем другим миром.

Внезапно я оказался очень одиноким. Все, что я учил в школе, было теперь на уровне средних веков. Что же я сделал? Я решил поискать себе места в этой жизни. Я вернулся в школу и обнаружил, что еще в состоянии учиться. Но страх не покидал меня ни на минуту. Я чувствовал себя не в своей тарелке.

[Андрей]

13 мая исполнилось 85 лет со дня рождения известного американского писателя-фантаста Роджера Желязны. Литературная биография Роджера Желязны началась с ранних лет. Уже в 10 лет Роджер писал сказки. За свою жизнь он успел собрать все престижные фантастические награды. Ни одно его произведение не похоже на другое. По мнению создателей выставки, посвящённой его памяти, самые популярные произведения автора: «Ночь в тоскливом октябре», «Князь Света» и серия «Хроники Амбера». Но моё любимое произведение опубликовано в этой теме. Мой дядя тоже был в восторге от "Острова мёртвых".

[Андрей]

Едва я уселся за стол под вязом, установленный наверху силовой проектор немедленно пришёл в действие, удерживая невидимым конусом сухие листья, насекомых, птичий помёт и прочий мусор от попадания на стол. Спустя несколько мгновений показался Мартин Бремен, толкая перед собой тележку с крышкой.
— Топрый вечер, сир.
— Добрый вечер, Мартин. Как дела?
— Фросто самешательно, мистер Сандау. А как фы?
— Я уезжаю.—
— О?!..

Он разложил тарелки и приборы, поднял крышку тележки и стал подавать.
— Да, — заметил я. — Возможно, что надолго.

Продегустировав шампанское, я одобрительно крякнул.
— Поэтому, прежде чем уеду, я хочу сказать тебе кое-что, о чём ты, наверное, и так знаешь... Да, так вот, ты готовишь самые лучшие блюда из всех, что я когда-либо пробовал...
— Плакотарю фас, мистер Сандау, — его от природы красноватое лицо вдвое потемнело, и он погасил улыбку, скромно опустив глаза. — Ошень пыл рат рапотать с фами,
— Поэтому, если ты не возражаешь против годового отпуска с полной оплатой плюс дополнительный фонд на испытание новых рецептов, если такие интересы возникнут, то я вызову контору Бурсара и всё с ним улажу.
— Кохта уесшаете, сир?
— Завтра, рано утром.
— Понимаю, сир, Плакотарю фас, Ошень приятное претлошение.
— Наверное, забавно готовить пищу, которой сам даже не можешь попробовать?
— О нет, сир, — запротестовал он. — На пробофатели можно полностью положиться. Часто размышлял я, каков фкус у того, что я готовил, но это как у химика — он не фсехда шелает снать, какие на фкус его химикалии. Фы понимаете, что я хочу сказать, сир?

В одной руке он держал корзиночку с ватрушками, в другой сжимал ручку кофейника, третьей подавал блюдо с капустным салатом, а последней опирался на тележку. Сам он был ригелианцем, имя его звучало примерно так: Ммммирт’ы Бооон. В Галактике нет лучших поваров, чем ригелианцы, если только снабдить их соответствующими приставками-пробователями. К своей славе они относятся довольно спокойно. Подобные беседы мы с ним вели уже не раз, и он знает, что я просто шучу, когда пытаюсь его заставить признать, что человеческая пища наводит его на мысли об отходах — производственных и органических. Очевидно, профессиональная этика воспрещает ему подобные признания. Обычно он спокойно отражает мои выпады. Лишь иногда, если ему уж очень досаждает избыток лимонного, грейпфрутового или апельсинового соков, он признаётся, что готовить еду для гомо сапиенс считается низшим уровнем, до какого только может опуститься ригелианец. Я стараюсь от него не отстать, потому что люблю его, и то, как он готовит, а раздобыть повара-ригелианца очень трудно, независимо от суммы, которую вы можете предложить.

— Мартин, если что-нибудь случится со мной в отъезде, я хочу, чтобы ты знал — я сделал специальное упоминание о тебе в завещании.
— Я... я не знаю, что сказать, сир!..
— Тогда ничего не говори. Но я надеюсь вернуться.

Мартин был одним из немногих, которым я мог бы с полной безопасностью говорить подобные вещи. Во всяком случае, он служит у меня тридцать два года и давно заработал хорошую пожизненную пенсию. Готовить еду было его беззаветной страстью, и он по непонятной причине, кажется, неплохо ко мне относился. Он недурно зажил бы, помри я вдруг на месте, но не настолько уж хорошо, чтобы подбавлять мне в салат яду от муританских бабочек.

— Взгляни-ка только на этот закат! — перешёл я на другую тему.

Он смотрел минуты две, потом заметил:
— Хорошо фы их потрумянили, сир.
— Благодарю за комплимент. Можешь оставить коньяк и сигары и быть свободным. Я посижу еще немного.

Выпрямившись во все свои восемь футов росту, он отвесил поклон и произнес:
— Щасливого пути, сир, и спокойной ночи.
— Приятных снов
— Плакотарю фас — и он заскользил прочь в сумерки.